Десять часов утра. Яркое солнце отражается от светлых стен операционной. На кушетке шестилетний Матвей (имя изменено – прим. ред.). Сегодня ему вырежут пупочную грыжу. Мальчика приободряют анестезиолог, медсестры. Говорят, сейчас он заснет, а проснется уже рядом с мамой. Какой бы сон ему хотелось увидеть? Малыш робко отвечает, что любит мультфильм «Три кота», и хотел бы увидеть его.

Входят хирурги, их одевают в специальные халаты с завязками на спине, обрабатывают руки, надевают перчатки, маску. Все стерильно чистое. Я стою в углу в такой же одежде, подтягиваю спадающие бахилы-носки и надеюсь, что мне не станет плохо от вида крови. Непривычно все-таки. На всякий случай для меня приготовлена нашатырка. Анестезиолог смотрит на часы: операция начинается…

Это новая рубрика на портале Cityopen.ru «День со специалистом». И первый герой нашей рубрики – детский хирург, врач высшей категории, «Отличник здравоохранения Республики Башкортостан» Масагутов Эдуард Рашидович. Он трудится в Городской клинической больнице №1 уже 20 лет. Наш корреспондент провела в отделении детской хирургии один день, чтобы пообщаться с хирургом, побывала на операции и стала немного меньше бояться врачей.

— Эдуард Рашидович, как вы попали в хирургию?

— Моя мама 38 лет проработала операционной медсестрой в нашей больнице. В детстве я приходил к ней на работу и пару раз присутствовал во время операции. После этого в душе все перевернулось, и я решил стать врачом, оказывать помощь детям, спасать их. Наверное, также на выбор повлияло и то, что я сам несколько раз сам лежал в этом хирургическом отделении. Меня оперировали мои же нынешние коллеги.

У меня была возможность перевестись во взрослую хирургию. Но я решил, что раз изначально выбрал детство, то останусь здесь. Сомнений уже не было. После института здесь я проходил интернатуру. Тут и остался работать. Уже 20 лет прошло.

— Можно ли сказать, что работать с детьми сложно, в том числе морально? 

— Да, сложности есть. Взрослый может объяснить, какая боль, где болит. Ребенок этого не скажет, тем более маленький, который еще не разговаривает. Тут уже понимаешь: либо надо спасать, либо он умрет.

С детьми есть сложности еще и потому, что у них много врожденных патологий. У взрослых к этому периоду жизни все это уже выходит наружу, от детской патологии ничего не остается. У детей же эти патологии порой тяжело диагностировать, мы порой консультируемся с нашими коллегами из Уфы.

— Дети сейчас здоровее или нет?

— Трудно сказать. Бывает как-то периодами. Но мне сложно говорить, так как я всего 20 лет здесь работаю.

— Так за 20 лет уже столько всего изменилось.  

— Ну да, вот недавно надо было документы готовить. Мы каждые пять лет подтверждаем категорию. Смотрю, а уже 20 лет пролетело. Когда я пришел, все дневные ставки были заняты. Я только оставался на дежурствах. Днем учился оперировать. Через некоторое время освободилось место.

— Вы говорили о сложностях, но есть еще и ответственность. В ваших руках детские жизни. Как с этим справляться? И изменилось ли осознание уровня ответственности со временем? Может быть, раньше перед операцией вас сопровождало непреодолимое волнение, а сейчас все легко и просто.

— Судить могу только по себе. Но я говорил и с коллегами об этом. Не имеет значения, 20 или 30 лет ты работаешь хирургом, всегда перед сложной операцией присутствует волнение. Всегда понимаешь, что от тебя зависит жизнь ребенка. Вроде, делаешь все правильно. Но определенный страх есть, мы же не роботы. Даже если операция была простая, все равно после нее ходишь и весь процесс прокручиваешь в голове: все ли правильно сделал, ничего ли не пропустил. В медицине даже есть поговорка: «спасая жизнь, сгораешь сам».

— Как справляться с этим, как «охладить» голову, сердце, разум?

— Лично я сперва все это в голове прокручиваю. На следующий день приходишь, видишь динамику. Самые опасные третьи, пятые и седьмые сутки после операции. Могут быть осложнения. Если эти дни миновали, можно расслабиться.

— Некоторые говорят, что со временем врачи становятся циничнее. Это правда?

— Может быть, доля правды в этом есть. Но не на 100%, конечно.

— Немного о чудесах. Были ли в вашей практике или у ваших коллег ситуации, когда казалось, что уже ничего не изменить, но происходило что-то невероятное?

— Какие у нас тут чудеса (улыбается – прим. ред.)? Хотя был случай, когда мы несколькими бригадами оперировали ребенка, который упал на штырь. Подключились все: и сосудистые хирурги, и проктологи, и мы. Операция длилась около пяти часов. Это было очень сложно.

— А что с противоположными ситуациями, когда пациента спасти не удается, как вы ни стараетесь?

— Да, бывали травмы, несовместимые с жизнью. Привозили детей после падений с высоты. Вот с этими москитными сетками летом бьем тревогу, пишем везде об этом. Сколько раз дети падали! Привозят, мы оперируем, но понимаем уже, что… Слезы наворачиваются, мы знаем, что все сделали. А там и голова, и позвоночник… После этого очень тяжело отходить. Даже сейчас это эмоционально сложно. Вроде, говорят, что врачи ко всему привыкшие. Но к такому нельзя привыкнуть.

— Как спасти себя и ребенка от операционного стола?

— С детьми немного иначе. У них очень много врожденных патологий. Они выявляются в период новорожденности и далее. Вот, например, грыжа. Это врожденная патология. С пупочной грыжей можно как-то до семи лет еще потерпеть. Но если она не проходит, то надо оперировать. Что касается травм, то надо следить за детьми, объяснять им, как себя вести на улице, при движении на велосипеде, как не попасть под машину. Если говорить о падениях с высоты, то об этом, конечно, нужно говорить с родителями. Мы пытаемся в соцсетях делать заметки, напоминать.

В последнее время также участились случаи, когда дети глотают химические капсулы для чистки посуды, раковины и другие. Это вызывает химический ожог пищевода, из-за чего ребенок в последствии становится инвалидом. Происходит рубцовое сужение пищевода. В таких случаях требуется длительное лечение.

Также дети глотают батарейки из игрушек. Если ребенок проглотил такую «таблетку»-батарейку, она застревает в пищеводе. Одного часа хватит, чтобы вызвать ожог пищевода. Магнитные игрушки глотают, шарики, которые раздуваются от влаги. Были такие дети у нас. Шарики разбухают в кишечнике, что вызывает непроходимость. Приходится оперировать.

Мы объясняем родителям, что нужно все прятать от детей. Тут все-так больше именно с родителями надо разговаривать.

Вообще стандартный рабочий день хирурга здесь, в отделении детской хирургии Стерлитамака, начинается с половины девятого утра. Однако к восьми часам почти все уже находятся на местах. Первым делом заведующий отделением проводит оперативное совещание, на котором врачи «разбирают» поступивших пациентов. Далее – общее совещание по больнице. Здесь уже озвучивают доклады, проводят консилиумы, обсуждают актуальные задачи.

После всех совещаний врачи начинают обход по палатам с пациентами. Если требуется оперативное вмешательство, проводятся операции. Порой их может быть несколько подряд. А вот виды операций часто зависят от времени года. Летом чаще привозят детей с травмами после катания на велосипедах, самокатах, есть пострадавшие в ДТП, а также дети, выпавшие из окон. Зимой, поздней осенью и ранней весной – больше пострадавших после падений.

После операций проводится осмотр пациентов и работа с компьютерной программой, в которой числятся все результаты обследований, анализов и др. Также для оказания экстренной помощи врачи по очереди дежурят по ночам. Завершается рабочий день примерно к половине пятого дня.

Но совсем недавно мы все жили в другом ритме, который нам диктовал коронавирус. Больницы иногда закрывались на карантин, кто-то из медработников менял привычную деятельность на борьбу с пандемией.

— Чем занимались в период коронавируса? Кто-то из медработников ведь переквалифицировался.

— Мы продолжали работать. Нас закрывали, когда выявлялись факты заболевания. Мы все переболели по очереди. Я после болезни вышел, кто-то из коллег ушел на больничный. И нам сказали, что отделение нужно будет закрыть. Но вскоре мы вернулись к полноценной работе. У нас никто не переквалифицировался.

— Немного о жертвах, на которые приходится идти, спасая жизни. Вы до начала беседы упоминали, что сын посмотрел на вас и решил не связывать свою жизнь с медициной.

— Да, он сначала не мог определиться. Потом решил, что станет стоматологом. Через некоторое время говорит, что передумал. Я никогда не буду уговаривать, заставлять своих детей идти по моим стопам или еще чьим-то. Они должны сами выбрать.

Если о жертвах, знаете, на жизнь не жалуюсь. Все, что необходимо, у меня есть. Работа, дети, родители – все. Может, конечно, где-то есть какие-то недочеты. Детям, например, меньше внимания уделяю. Представьте, я 10 дней каждый месяц не ночую дома. Для детей это определенный стресс. Но, мне кажется, все зависит от человека, как он воспринимает и относится к жизни. Кто-то жалуется на все, но я не такой человек.

Даже в работе. Я просто прихожу и говорю, что нам для отделения нужно то или иное оборудование. У нас сейчас новое руководство (главврачом ГКБ №1 с июня прошлого года стал Ильшат Яппаров – прим. ред.). Вот, например, эндоскопическая стойка, поступившая по нацпроекту, долго стояла без дела. Ильшат Иншарович пришел в наше отделение, узнал, почему стойка не функционирует. Мы сказали, что нет деталей. Вопрос решился, и до Нового года мы уже успели пять операций провести с ее помощью. А на днях у нас были спонсоры, купили нам оборудование за два миллиона. Спасибо им огромное!

— Кто вы вне работы, без белого халата: турист, рыбак, тайный художник?

— Нет, знаете, я люблю что-то такое, домашнее. Мне нравиться проводить время с детьми. Летом – огород, например. Охота и рыбалка – это не мое. Туризм немного присутствует в жизни, но в основном по Башкирии.

— А если бы вы не стали хирургом, то кем бы вы были тогда?

— Когда я поступал в институт, первые полгода мне было очень тяжело учиться. Я прям рыдал, можно сказать. Было желание все бросить. Были истерики, которые, конечно, родителям я не показывал. Родителей огорчать я не мог, и мне удалось себя перебороть.

Но я себя даже не представляю в другой сфере. Хотя с малых лет я представлял, что буду работать в колхозе на полях. У меня была мечта в детстве, но почему-то все так перевернулось, что я ушел в медицину.

— Говорят, если в семье есть врач, то к нему непременно будут обращаться все родственники, друзья с просьбой посоветовать что-то, поставить диагноз. Есть такое?

— Да. Родственники, друзья, знакомые – все обращаются. Даже одноклассник может позвонить, с которым давно не общались. Но я как-то не могу отказать. Мне даже коллеги говорят: «Ну что ж ты так?»

— Как вы считаете, каким будет будущее хирургии, учитывая развитие технологий, искусственного интеллекта?

— Уже сейчас хирургия продвинулась вперед. Есть малоинвазивное оперативное вмешательство, роботы. Кто его знает, может, с этим интеллектом будет какой-то прорыв. И это должно положительно отразиться в хирургии. Но здесь без врача не обойтись. Роботы могут облегчить работу и помочь спасти больше жизней.

— Какова вообще оснащенность оборудованием и кадрами сейчас? В чем вы нуждаетесь?

— В кадрах. Не только нашему отделению, а всему городу. Медсестер, среднего медперсонала, врачей не хватает. А оснащенность оборудованием хорошая в нашем отделении. Почему-то молодое поколение не идет.

— Наверное, дело в финансовом вопросе?

— У меня такой вопрос не возникал. У меня были мечта и желание работать.

— Тогда последнее. Что бы вы пожелали горожанам прямо сейчас?

— Крепкого здоровья. Чтобы детишки не болели, рождались здоровые дети.

В тот день, когда наш корреспондент посетила отделение детской хирургии, здесь проводили несколько операций друг за другом. Все прошло успешно и быстро.

В операционной в эти часы спасали жизни детей хирурги Эдуард Масагутов и Ялиль Нафиков, операционная сестра Руфина Замесина, анестезиолог Екатерина Селиверстова, анестезист Регина Зайнуллина, операционная санитарка Лиля Хакимова.

И да, на самом деле в реальной операционной не все так, как нам показывают в кино и сериалах. Медработники во время подготовки говорят о житейском. И по ним никак не скажешь, что, возможно, каждый из них сейчас переживает за пациента, который уже засыпает на столе под наркозом. Все ли в конце концов будет хорошо?.. Обязательно будет.