Стерлитамакская картинная галереяКоммунистичсекая, 84
9 апреля – 26 апреля
Василь Ханнанов родился в 1956 году в г. Октябрьском Республики Башкортостан. Окончил художественное отделение Уфимского училища искусств в 1979 году. Живописец, график (уникальная графика), художник ассамбляжа и инсталляций. Организатор и участник перформансов, автор художественных проектов. Заслуженный художник РБ. В творческом активе – 25 персональных выставок. Член творческого объединения «Чингисхан» с 1990 года, руководитель – с 1992 года. Живет и работает в Уфе и Москве.
Гоген, большую часть своих работ написавший в экзотической Океании, и Ханнанов, рисующий фигуры с зачастую уловимой национальной внешностью, схожи в акценте на неевропейский колорит. Персонажи Ханнанова в окружении тюркских узоров столь же стойко вызывают ассоциации с романтизированным Встоком, как и таитянские пейзажи Гогена. В сущности, тут Ханнанов идёт проторенным путём по адаптации одной из традиционных культур для близорукого и самовлюблённого Запада. Узнаваемости культурных кодов способствует декоративность стиля, но уже не заимствованная у Гогена, а просто оказавшаяся родственной стилю французского мастера.
В качестве материалов для своей новой серии Василь Ханнанов избрал старые платки и занавеси, когда-то сопровождавшие его в детстве, а ныне вышедшие из моды. Художник даёт им шанс обрести вторую — на этот раз гораздо более длительную — жизнь. С тонкой наблюдательностью подчёркивая интерес Гогена к изображению узоров и структуры ткани, Ханнанов и тут вступает с ним в диалог. Сохраняя отпечатанные на платках узоры и выстраивая композицию с учётом имеющихся на платках элементов, художник тонко балансирует на грани живописи и декоративно-прикладного творчества, что, должно быть, пришлось бы многопрофильному Гогену по вкусу.
Работы Ханнанова отличаются более напряжённым эротизмом. Обнажённая натура Гогена естественна, у Ханнанова — утрирована, как в «Здравствуйте, господин ВХ!», где на место Гогена со знаменитого холста художник помещает сам себя, а приветствующую его женскую фигуру оставляет на её законном месте. Оба героя обнажены, в чём сквозит и свойственный Ханнанову юмор, и педалирование приёма обнажённой натуры.
Важным свойством сюжетов Гогена стало смешение на холсте вымысла и яви, когда миф тесно переплетён с повседневной жизнью. Ханнанов пытается также использовать атмосферу тайны, что в особенности заметно в миницикле «Никогда», где на каждом из полотен противопоставлены обнажённая женская натура на переднем плане и маячащие тёмные и одновременно озарённые ореолом фигуры в глубине композиции.
Чего у Ханнанова почти нет, так это одиночества и страдания Гогена. Если в прошлые годы мы находим у него «Автопортрет с Юдифь», где героиня, как ей и положено, держит в руках отрезанную голову художника, то новая серия почти начисто лишена настроений «Христа в Гефсиманском саду». Кстати, акцент на собственной персоне также объединяет двух художников.
Сам Гоген некогда писал, что «каждый должен следовать за своей страстью». В посвящённой Гогену серии Ханнанов постарался продемонстрировать, что его страсть — обнажённая натура, и не ясно, чему он посвящает больше внимания и места, ей или самому себе. Впрочем, разделить их трудно ещё и потому, что автопортрет и ню постоянно соседствуют в пределах одной работы («У водоёма», «Хива и Тафетол»).
И всё же в сравнении с Гогеном Ханнанов более рационален, ближе и понятнее. Возможно, потому что тюркская культура уже давно стала неотъемлемой частью российской, а до понимания восхищающей простоты островного быта нам ещё далеко.
Но диалог, который ведёт Ханнанов с Гогеном вряд ли справедливо было бы назвать спором. Два мастера разговаривают на вечные темы, и языковой барьер не будет помехой, ведь диалог ведётся на понятном каждому языке живописи.
Борис Орехов
